Вчера у Шустера был большой спектакль - грандиозный то ли дебют, то ли бенефис военного прокурора. Он с большими подробностями, особенно с каким-то смердяковским сладострастием повторяя много раз описания сцен сексуального характера, рассказал стране и миру о преступлениях бандитской группы в батальоне "Торнадо".
Как зритель, я не мог вчера решиться - то ли кричать "браво!", то ли свистеть. Мучили вопросы:
1. Не совершил ли вчера сам военный прокурор преступление, предав публичной огласке до суда материалы следственного дела? Правда, он оговаривался, что делает это с разрешения следователя. Ну так, значит, на пару со следователем!
2. С самим военным прокурором в плане интимных наклонностей - всё в порядке?
3. Этот спектакль, его сценарий и постановка не оплачены ли из тех миллионов, которые наварил генерал-лейтенант Науменко и о которых давно кричат в батальоне?
4. Насколько высоко этот спектакль поднял боевой дух солдат и офицеров, которые каждый день умирают на войне?
5. Можно ли представить, что, например, в 1944-м, когда Красная армия вступила в Восточню Европу, а потом и в Германию и совершила там множество изнасилований и грабежей, - это уже описано, - можно ли представить, что в Москве публично и на весь мир об этом рассказал тогда какой-нибудь матиос? И дело тут не в деспотизме Сталина, а в здравом смысле и безопасности во время войны, потому что такая "свобода слова" на руку врагу!
6. Насколько оправдан тезис Шустера, что "раз есть проблема, о ней надо говорить"? Не вредит ли такой фундаменталистский принцип свободы слова национальным интересам в смысле боеспособности армии?
2. С самим военным прокурором в плане интимных наклонностей - всё в порядке?
3. Этот спектакль, его сценарий и постановка не оплачены ли из тех миллионов, которые наварил генерал-лейтенант Науменко и о которых давно кричат в батальоне?
4. Насколько высоко этот спектакль поднял боевой дух солдат и офицеров, которые каждый день умирают на войне?
5. Можно ли представить, что, например, в 1944-м, когда Красная армия вступила в Восточню Европу, а потом и в Германию и совершила там множество изнасилований и грабежей, - это уже описано, - можно ли представить, что в Москве публично и на весь мир об этом рассказал тогда какой-нибудь матиос? И дело тут не в деспотизме Сталина, а в здравом смысле и безопасности во время войны, потому что такая "свобода слова" на руку врагу!
6. Насколько оправдан тезис Шустера, что "раз есть проблема, о ней надо говорить"? Не вредит ли такой фундаменталистский принцип свободы слова национальным интересам в смысле боеспособности армии?
Резюме. Еще два года назад знакомый кадровый правоохранитель, который работал вместе с генералом Науменко еще тогда, когда он был полковником, говорил мне о нем: "Это страшный человек!". И в подтверждение этого тезиса приводил множество фактов. Именно это обстоятельство мешает мне аплодировать военному прокурору.
Немає коментарів:
Дописати коментар